ОТ РЕДАКТОРА. В основе этих страниц лежат письма. Более 500.
Мать и отец писали их сыну всю войну. Им повезло, они остались живы. Таких семей были тысячи по всей стране, а были миллионы, которым не настолько повезло… Только одно выделяет этих людей – письма сохранились и могут говорить, как свидетели пережитого.
Биографическая справка. Братья Зильбер: Лев Александрович – выдающийся ученый-вирусолог, академик АМН СССР; Давид Александрович – доктор медицинских наук, профессор, видный гигиенист и педагог; Александр Александрович – известный композитор (творил под псевдонимом Ручьев); Вениамин Александрович – знаменитый писатель, автор романа «Два Капитана» (сменил фамилию Зильбер на Каверин).
(При цитировании переписки сохранена пунктуация и синтаксис оригиналов; выдержки из писем, написанных Ниной Ивановной Кутузовой-Зильбер, отмечены (НИ))
Сообщение о начале Отечественной войны семьи Давида Александровича и Вениамина Александровича услышали в городе Луга Ленинградской области. 21 июня днем Давид Александрович Зильбер и Нина Ивановна Кутузова-Зильбер приехали на дачу, где отдыхал брат Давида Александровича, Вениамин Александрович Каверин с семьей и их сыном. А следующим утром 22 июня братья уехали в Ленинград для явки в военкоматы, оставив семьи и рекомендовав им в течении ближайших дней вернуться в Ленинград. К вечеру следующего дня, т. е. 23 июня 1941 года, оставшиеся в Луге семьи братьев Зильбер, также, как и все жители города, познали, что такое война. На железнодорожную станцию Луга прибыл пассажирский поезд из Прибалтики, который по дороге был обстрелян немецкими самолетами, что, естественно, привело к потерям среди пассажиров поезда. Такое событие, не только ускорило отъезд семей в Ленинград, но и одновременно (даже без советов с отцами) дало основание принять решение о необходимости эвакуации детей в тыл страны.
По приезде в Ленинград стало известно, что, по решению военкоматов, Давиду Александровичу, как преподавателю ВУЗа (на начало 1941 года Д.А. Зильбер работал в Институте Гигиены труда и Профзаболеваний, преподавал во 2ом Ленинградском Медицинском Институте и заведовал там же подготовкой аспирантов), была дана отсрочка от призыва, а Вениамин был мобилизован в армию как военный корреспондент. В начале июля сын Давида Александровича Юрий вместе с родной сестрой Нины Ивановны и ее семьей был отправлен в эвакуацию на Урал. Семья В.А. Каверина еще раньше уехала к родственникам в Ярославль.
Частично эвакуировался и Институт Профзаболеваний, и Давида Александровича включили в списки, но их с женой, которая работала в Институте глазных болезней, как медицинских работников, имевших опыт работы в военных условиях (в годы Гражданской войны зауряд-врач Давид Зильбер служил Старшим врачом 138-ого полка 17-ой дивизии 16-ой армии в действующих войсках. Прим. Ред.), оставили работать в Ленинграде.
Кроме работы в клинике (клиники научных учреждений не имели права называться госпиталями, хотя естественно являлись таковыми. Прим. Ред.) Давид Александрович продолжал организаторскую деятельность во 2ом Медицинском. Так как занятия в институте еще не начинались, основная работа профессора Зильбер заключалась в решении вопросов, связанных с судьбой аспирантов (особенно лечебных кафедр), а также, как и всего руководства институтом, в решении вопросов о расширении коечной сети для приема раненых (фронт приближался довольно быстро). Кроме того, он готовился к обеспечению возможной предстоящей учебной работы кафедр в условиях военного времени (июнь-август многие не могли еще понять всей огромности напавшей беды). Жена Давида Александровича, работавшая в биохимической лаборатории Института глазных болезней, в связи с поступлением в Институт большого числа раненых была переведена в клиническую лабораторию и дополнительно дежурила в клинике.
(НИ)11 – 14 июля: «Сейчас иду на дежурство, Всю неделю суточные дежурства через день. Пришла пообедать и снова иду на дежурство, Работы очень много в институте.»
Давид Александрович по-прежнему активно занимался учебными делами, но переориентировал свою научную работу на нужды обороны. По косвенно подтвержденным данным его привлекли, как специалиста, для организации освещения в цехах в условиях светомаскировки на филиале Кировского завода, ремонтировавшего танки. Профессор Зильбер курировал организацию промышленного освещения на этом заводе, еще до войны, с 1939 года. Кроме того, совместно с профессором Лебединским они, по заданию Военно-Воздушных сил и созданного во время войны воинского подразделения Гражданского Воздушного Флота, исследовали проблемы световой адаптации органов зрения пилотов при выполнении ночных полетов, полетов в сумерках, на курсах против солнца и т.п., в том числе и в сложных метеоусловиях, вырабатывая рекомендации по улучшению ориентации летчиков при резкой смене освещенности. Поскольку эти работы имели гриф «Секретно» более подробную информацию, к сожалению, получить не удалось. (А.В. Лебединский – видный советский физиолог, академик АМН СССР (1960), генерал-майор медицинской службы (1949), заслуженный деятель науки РСФСР (1958). Прим. Ред.)
29 июля: «Пока я занимаюсь исключительно научной работой, конечно же оборонной. Ведем с Андреем Владимировичем кое какое дело и кажется получается.»
6 августа: «Завтра начинаются лекции.»
(НИ)9 августа: «Папа много работает в институте, так как начались занятия и ведет оборонную работу.»
В то же время Давид Александрович прикладывал усилия, чтобы выехать из Ленинграда и соединиться с сыном. Уже в письме от 22 июля 1941 г. он пишет, что объявлен конкурс на кафедру в Перми и он намеревается подавать.
3 августа: «Завтра посылаю документы на конкурс в Пермь на кафедру гигиены труда, а несколько позже пошлю и в Сталинград.»
16 августа: «Все идет к тому, что мы переберемся к вам поближе. На днях выяснится.» (Давид Александрович подал документы на должность заведующего кафедрой в Перми 11 августа. Прим. Ред.)
17 августа: «По положению мы остаемся пока здесь, но возможно, что и мы двинемся.»
Но этим планам не суждено было сбыться:
3 Сентября: «Вопрос о переезде в Пермь временно отпал, так как там на военное время закрыли санитарный факультет.»
Как и все ленинградцы Давид Александрович и Нина Ивановна проявляли невероятную стойкость и уверенность в победе.
11 июля: «Мы уверены, что расстались ненадолго.»
3 августа: «В Ленинграде все благополучно. Мерзавцу не удалось, и уверены, не удастся добраться до нашего города. Тревоги бывают, немцы пытаются прорваться, но безуспешно.»
(НИ)6 августа: «В нашем городе вполне благополучно, пока ни одна фашистская бомба не упала на территории Ленинграда, хотя пытаются прорваться часто, но ничего не удается.»
(НИ)9 августа: «Крепись, перенесем все и снова будем вместе.»
13 августа: «…живем тихо, даже без воздушных тревог.»
Но на самом деле ситуация становилась все хуже. (И они готовили 14-летнего мальчика к возможной жизни без родителей. Сколько их таких мальчиков было по Союзу…. Прим. Ред.)
(НИ)19 августа: «Бог знает, что будет с нами. Борьба тяжелая и серьезная, может быть все.»
20 августа: «Положение серьезное, но не безнадежное. Будь готов ко всему сынок. Мы примем все меры, чтобы соединиться с тобой, возможно придется пешком идти. У нас еще силы есть, борьба будет продолжаться. Кингисепп сдан, но это еще не есть ворота Ленинграда. У нас стало беспокойнее чем было. Бомбежек нет, даже тревоги редки, но близко враг.»
В этот момент жизни и отец и мать пишут сыну «Заветы в жизнь». Это послание от мужественных людей, которые понимают, что они могут никогда
его снова не увидеть.
(НИ)20 августа: «До последней минуты я буду тебе писать каждый день. Целую тебя много, много, несчетное количество раз, моя радость, моя жизнь, мое счастье. Помни, что люблю и надеюсь на тебя. Обнимаю крепко. Мама."
А вот сестре Нины Ивановны, с которой Юра жил в Свердловске, сообщение совсем другое:
20 августа: «Дорогая Мария Ивановна! Сейчас положение у нас создалось серьезное. Осталась одна дорога. Могут отрезать. Надежды на эвакуацию пока мало, ни Нину ни меня не отпускают. Очень прошу Вас дорогая позаботьтесь о Юрике. В особенности не оставляйте его теперь, когда он получит наши письма. Дода»
Письма еще продолжались.
(НИ)23 августа: «Мы с папой сидим здесь и несем свой долг перед Родиной, употребляя все силы для победы. У меня круглосуточное дежурство по средам и субботам.»
(НИ)25 августа: «Мы мечтаем о свидании с тобой. В конечном итоге это будет, хоть на 11 номере, но доберемся до тебя. Вот папкин живот немного подводит, все поскуливает понемногу.» (Давид Александрович долгие годы болел язвенной болезнью. Прим. Ред.)
А 8 сентября кольцо замкнулось.
(НИ)17 сентября: «Живем мы коммуной: дядя Веня, я, папа, Моисей Давидович и Маша.» (К сожалению, ни Моисей Давидович – сосед по квартире, ни Маша/Маруся – домработница, ставшая практически членом семьи Зильбер-Кутузовых, не выжили в блокаде. Прим. Ред.). Держимся бодро и стойко. Мы на фронте, это ты знаешь из газет. Но не так легко все немцам дается. Мы еще поспорим за право на существование.»
21 сентября: «Очень часто ночует дядя Веня (В те дни, когда он не был на фронте по заданию редакции, В.А. Каверин жил и работал в квартире Зильберов с 3 сентября 1941 до 7 ноября 1941. Прим. Ред.). Вместе с ним и Моисей Давидовичем у нас колхоз, как говорит мамочка. У нас новостей нет особых, все идет как на войне.»
(НИ)23 сентября: «Устали мы изрядно. Переживать приходится много.»
(НИ)4 октября: «Пишу сразу после дежурства. Дежурство было тяжелое, спала только 1,5 часа. Мы ведь на фронте. Умереть можем каждую минуту. Эта война – самая ужасная вещь, какая была в истории человечества. Что нам судьба приготовила мы не знаем, но готовы ко всему и стойко переносим все.»
9 октября: «Мама теперь работает в операционном отделении в качестве перевязочной сестры.»
Несмотря на огромную занятость на работе, в своем доме по улице Некрасова Давид Александрович и Нина Ивановна организовали медпункт.
(НИ)10 октября: «Мы с папой каждую тревогу дежурим у нас в доме на медпункте. Немцы не оставляют нас в покое, но мы им даем сдачи.»
Приближалась блокадная зима. Тогда еще никто не знал, какое это будет испытание. В бытовом смысле семья Зильбер осталась практически в одиночестве в квартире, все эвакуировались со своими учреждениями, но в октябре в квартиру вселили новых людей из разбомбленных домов.
(НИ)16 октября: «В квартире шумно, много новых людей. Пока не топят, но завтра начнут топить.»
18 октября: «Настроение стало несколько хуже, но ты не расстраивайся, я надеюсь, что несмотря ни на что мы будем вместе, хотя на совместную встречу Нового года я не рассчитываю. (Выделено Ред.)»
(НИ)22 октября: «Сейчас в отделении много тяжелых раненых и там очень много работы. Кроме этого, раз в месяц круглосуточные дежурства. Живем мы все в Машиной комнате, в ней тепло и тихо. Погода холодная, но не морозная, а дождливая.»
26 октября: «Начали топить.»
30 октября: «Я уверен, что все гитлеровские гадюки скоро полетят ко всем чертям. Мы снова будем вместе. С учебником, который я писал с Моисеевым и Грибоедовым дело подвигается. Уже была 1я корректура, а скоро будет и 2я.» (Немыслимо: под обстрелами и бомбежками, голодая, педагоги писали «Учебник общей гигиены» для медицинских ВУЗов. Он действительно был подписан к печати в 1941 и авторам даже выплатили вознаграждение, но издан он был только в 1947 году. Прим. Ред.)
4 ноября: «С перспективами в отношении нас дело сейчас стало много хуже.»
10 ноября: «Дядя Веня 7.11 отбыл.» (Вениамин Александрович Каверин, как корреспондент ТАСС, был переведен в Москву, а позднее, в связи с болезнью, эвакуирован в Молотов (Пермь)).
(НИ)12 ноября: «Сейчас такое время, что чужие люди как близкие помогают друг другу в несчастье.»
(НИ)23 ноября: «Я похудела очень и папочка тоже, но мы еще держимся. Маша заболела крупозным воспалением легких.»
(НИ)27 ноября: «Для тебя сейчас молоко и кусочек хлеба – это большое питание. Мы сейчас довольствуемся очень малым, а у вас наверное и картошку можно достать. Надеемся, что кольцо скоро пробьют.»
В нечеловеческих блокадных условиях Нина Ивановна заботилась о том, чтобы сын, на расстоянии 2,000 км правильно питался. А сами они, как могли поддерживали сестру друга, тяжело больную девушку, которая до войны служила у них домработницей и пожилого соседа.
15 декабря: «Мы живем надеждой. Эвакуация приостановлена, но может это и к лучшему, мы здесь даст бог и увидимся. Уже восемь дней нет бомбежек, только дальнобойные, но это не в нашем районе. Отопления нет, в комнате -2. Мы сидим в Машиной комнате, так как в нашей холодно – лопнули батареи. Вчера я привез от Мины Абрамовны прекрасную железную буржуйку и уже почти установил. Мина Абрамовна переехала к нам так что после отъезда дяди Вени наш коллектив остался прежним + Мина Абрамовна (сестра друга, прим. Ред.). Дрова достал Моисей Давидович. Так что с завтрашнего дня у нас будет тепло, а это очень важно так как в холоде невозможно работать (Выделено Ред.). Победы под Москвой и Тихвином подают надежды на быстрый разгром фашистских подлецов. И тогда мы снова будем вместе. Маруся уже месяц больна и плохо выздоравливает. (она умерла в начале января, Прим. Ред.). С питанием у нас не блестяще. Правда суп едим каждый день. (Д.А. имел карточки 1-ой категории, а Нина Ивановна – 2-ой. Если бы они оставляли все себе, то, наверное, им не было бы так тяжело, как большинству ленинградцев, но они делили все с «колхозом», и еды, естественно, не хватало. Прим. Ред.) Дров достали, так что будет тепло. Пишу плохо, очень холодно и руки не работают. Напиши получил ли ты бандероли с книгами и тетрадями, посланные в октябре.»
Это полное надежды (или ободрения, чтобы не раскрывать всю правду) письмо было последним из блокады. Потом письма прекратились – почта перестала работать, и Юра не знал, что с родителями. (К счастью для него в Перми (все-таки ближе к Свердловску) уже была семья Кавериных и они, как могли поддерживали мальчика морально и, по возможности, материально. В Свердловск в это время переехал с институтом и А.А. Летавет – друг старшего брата Льва и соратник Д.А. Зильбера по работе. Вот и сбылось предсказание Нины Ивановны: «Сейчас такое время, что чужие люди как близкие помогают друг другу в несчастье.» Прим. Ред.)
Тяжелейшие условия блокады серьезно повлияли на здоровье Давида Александровича - в январе 1942 у него обострилась язвенная болезнь, появилась угроза прободной язвы, что, несомненно, в тех условиях привело бы к смерти профессора. Состояние ухудшалось тяжелой формой дистрофии. До войны профессор Зильбер работал консультантом в Дорожно-Санитарной службе НКПС и в феврале 1942, учитывая высокую угрозу жизни Д.А. Зильбера, Народный Комиссариат Путей Сообщения прислал в Ленинградский Совет Народных депутатов ходатайство о срочной эвакуации профессора Зильбера. Давид Александрович, как говорилось выше, был включен в списки подлежащих эвакуации с самого начала войны, но ввиду необходимости в квалифицированных медработниках ни его, ни жену не отпускали. Ходатайство было подписано В.С. Гавриловым – заместителю Кагановича, не посмели отказать, и по распоряжению секретаря горкома П.С. Попкова супруги были вывезены на очередном самолете на Большую Землю, и далее в г. Пермь (тогда Молотов).
Отступление от редактора: В.С. Гаврилов являлся племянником Нины Ивановны Зильбер-Кутузовой, но, в условиях тех времен семья не считала морально возможным использовать его служебное положение, пока факт, что Давид Александрович при смерти, не был подтвержден врачом клиники Института Профзаболеваний. Председатель Ленсовета П.С. Попков был репрессирован и расстрелян в 1949 году в рамках «Ленинградского дела», позже полностью реабилитирован. Но после его ареста и Владимир Семенович и Давид Александрович вынуждены были давать объяснения почему Попков дал резолюцию об эвакуации.
К аэродрому Нина Ивановна везла Давида Александровича на санках, сам он уже передвигаться не мог….
Санки – главный транспорт блокадного Ленинграда
На детских санках, узеньких, смешных,
в кастрюльках воду голубую возят,
дрова и скарб, умерших и больных…
(Ольга Берггольц)
В Пермь (Молотов) они прибыли 8 марта 1942 года. С декабря 1941, три месяца, они ничего не знали о судьбе сына и по дикому стечению обстоятельств никто из друзей и близких не знал, что семья сестры Нины Ивановны вместе с Юрой переехали из Свердловска, где жили все это время, в Куйбышев. Десятки писем и телеграмм были посланы по разным адресам. 11 марта Нина Ивановна в одном из таких писем пишет
«Пишу это письмо и не уверена, что ты его получишь. За эти 3 дня мы переслали десятки телеграмм, разыскивая тебя. Худые мы, страшные, но живые. Здесь нас приняли прекрасно, очень о нас хлопочут и хотят, чтобы мы скорее забыли все ужасы фронта и нашей голодовки. Юринька, родной, если бы ты знал, как болит душа за тебя.»
И по невероятному совпадению как раз в это же время Юра, еще не зная, что родители живы и вывезены из блокады, написал письмо в Молотов Кавериным.
14 марта: «Привет Вам мои дорогие из Куйбышева. Простите за долгое молчание. От родителей ничего не получал, думаю, что с ними что-нибудь случилось. Как ни тяжело, но это кажется так. Мне очень тяжело на душе, но ничего не поделаешь. Жизнь, как я убедился, тяжелая вещь.»
В начале мая 1942 семья наконец воссоединилась. Первое время после приезда в Молотов Зильбер-Кутузовы жили у Кавериных (Гостиница «Центральная», комната 75). Позже они переехали в общежитие Молотовского Медицинского Института, сначала в комнату 11, а с августа 1943 года в комнаты 16 и 17. Институт старался создать наилучшие условия для плодотворной работы ведущего специалиста, перенесшего невероятные испытания.
(НИ)25 августа 1943: «Теперь у папы есть кабинет».
(НИ)30 августа «Мы живем в двух комнатах, нам обещают сделать дверь и будет очень удобно».
Также с ними в эвакуации жили «бабушки» - мать братьев Зильбер, Анна Григорьевна Дессан с сестрой Леей. Директор института Петр Петрович Сумбаев, по просьбе Давида Александровича, предоставил им комнату в этом же общежитии.
По выражению В.А. Каверина в Молотов «…Давид приехал полумертвый (или полуживой)» [1]. Да и Нина Ивановна в одном из писем в декабре 1943 писала:
«В 1942 папа был на краю гибели.»
Однако, не дожидаясь полного выздоровления, профессор Зильбер рвется к работе. Его назначают на работу в Молотовский Медицинский институт (сейчас Пермский Медицинский Университет им. академика Вагнера), где он одновременно занял должности заведующего кафедрой общей и военной гигиены (с 23 марта 1942 года по 12 августа 1944 года), а позднее и декана санитарно-гигиенического факультета. В этот период в институте работали видные деятели медицинской науки – эпидемиолог профессор В.И. Гирдзяускас (до 1940 года – народный комиссар здравоохранения Литовской ССР, впоследствии – член-корреспондент АН Литовской ССР), профессор Я.А. Ловцкий – известный эндокринолог, заслуженный деятель науки РСФСР, и профессор Зильбер занял достойное место среди этих ученых. Несмотря на условия эвакуации, Д.А. Зильбер проявил незаурядные организаторские способности, реорганизовав и наладив учебный процесс на факультете, полностью организовал, практически с нуля, кафедру общей и военной гигиены и развернул масштабную научно-исследовательскую работу.
1 декабря 1942: «У меня сегодня два доклада. Один – на партсобрании об учебной дисциплине и успеваемости на 1ом и 2ом курсах, второй – на производственном совещании 5го курса – об итогах производственной практики. Вчера работал до 2х часов ночи, а сегодня сижу с утра.»
Его работу высоко ценило все руководство института, в том числе Борис Васильевич Парин, выдающийся советский хирург, работавший в этот период заместителем директора института по научной работе. Заместитель директора по учебной работе Ф.И. Гаврилов постоянно назначал Давида Александровича замещать его в его отсутствие. А в июне 1943 года на него временно возложили, кроме руководства Санитарным Факультетом, еще и обязанности декана Лечебного Факультета.
27 июня 1943: «Гаврилов уезжает на три недели, и я снова буду вместо него.»
(НИ)21 июля 1942: «Папа в Молотовском институте нарасхват: он и декан и зав кафедрой и зам директора и госкомисия и еще приемная комиссия.»
(НИ)1 марта 1944: «Пока все так же – Гаврилов лежит в больнице, Сумбаев в командировке, а папа за всех один.»
При этом профессор Зильбер занимался не только учебным процессом, но и организацией хозяйственной деятельности факультета и института.
21 июля 1942: «Сегодня вечером решили с Петром Петровичем – 1ый курс после сессии целиком поедет на заготовку дров, а 2ой курс в наше подсобное хозяйство и в колхозы.»
Его периодически командировали в другие города для согласования с органами власти «набора нового контингента студентов» и условий проведения производственной практики, а в декабре 1942 года направили, как представителя дирекции, на совещание директоров ВУЗов в Москве. Под руководством профессора Зильбер санитарный факультет дважды (в 1942 и 1943 годах) брал переходящее Красное знамя, что являлось одной из высших оценок деятельности тех времен.
5 июня 1942: «Во вторник будет торжественный вечер и нам будут вручать почетную грамоту и знамя, которое наконец прибыло».
11 ноября 1943: А переходящее Красное знамя Института опять взял Санфак. Вот здорово.»
Несмотря на большую загруженность, Давида Александровича привлекли еще и к работе в Молотовском Химико-Фармацевтическом институте, правда он отнесся к этому с юмором:
21 ноября 1943: «Попросили взять кафедру в ФармИнституте, видно только для почета: еще один доктор наук, их там всего то два.»
Профессор Зильбер пользовался заслуженным уважением и со стороны студентов.
(НИ)18 июля 1943: «Папу пригласили и он сегодня идет на банкет выпускников.»
(НИ)22 августа 1943: «Вчера были у папиных студенток в гостях. Молодые врачи, оставлены аспирантами, только что переехали и устроили новоселье.»
12 декабря 1943: «Вчера был вечер студентов 5го курса в помещении 9-ой школы на Комсомольском проспекте. Я, к сожалению, не попал так как был поздно занят на заводе. Мне принесли 2 билета – один мои студенты санфака, а другой – студенты лечебного факультета.»
Но Давид Александрович не останавливается только на педагогической деятельности. К нему как к видному специалисту и в области общей гигиены, и в санитарно-эпидемиологической работе, обращаются за помощью и консультациями и промышленные предприятия, и руководство и партийные органы края.
Санитарно-эпидемиологическая обстановка в Молотовской области была сложной. Город принял более 320 тысяч эвакуированных, живших порой в сложных бытовых условиях. В 1943 году в области вспыхнула эпидемия брюшного тифа. И здесь Д.А. Зильбер не остался в стороне. Он активно участвовал в разъяснительной работе среди управленцев о важности санитарно-гигиенической профилактики, оказывал консультации сотрудникам эпидемиологического управления, которые никогда ранее не сталкивались с такими объемами заболеваний. Решением Молотовского Облисполкома депутатов трудящихся от 25 февраля 1944 года профессор Д.А. Зильбер «за большую работу по борьбе с инфекционными заболеваниями и улучшение санитарного состояния области» был награжден Почетной грамотой и внесен в областную книгу почета.
С 24 июля 1942 года его назначают Руководителем Санитарно-Гигиенического сектора по укреплению медико-санитарной службы завода №19, одного из крупнейших предприятий города, выпускавшего двигатели для самолетов. Кроме этого завода Давид Александрович участвовал в улучшении санитарной обстановки и на других важнейших объектах Молотова тех лет: заводах №172, №90, №10 и других. На сайте Пермского Медицинского Университета указано, что «Профессор Д.А. Зильбер по поручению партийных органов организовал и руководил обследованием санитарного состояния оборонных заводов г. Перми». При содействии Давида Александровича сотрудники Мед-Сан частей (МСЧ) применяли техническое касторовое масло как дезинфектант или пихтовую мазь вместо мази Вишневского для санации ран. Это было отражено и в характеристике, которую позже директор института П. П. Сумбаев дал Давиду Александровичу. Помимо упомянутых выше достижений в образовательной деятельности, в характеристике отмечается, что профессор Зильбер «…провел большую работу на одном из крупных заводов, добившись проведения ряда важных санитарно-профилактических мероприятий, способствовавших увеличению выпуска весьма важной продукции для фронта. Развернул работу по изысканию заменителей дефицитных дезсредств, получивших уже применение в практике».
Сам Давид Александрович писал о своих работах в этой области весьма скудно.
(Дата неразборчива): «Прихожу поздно - много времени провожу на заводе»
12 марта 1944: «Сижу за материалами обследования эпидемической работы области (задание обкома). А на днях получил благодарность облисполкома за помощь в организации совещания председателей сельсоветов.»
Кроме вышеупомянутой помощи в улучшении санэпид обстановки в крае, учитывая опыт работы профессора Зильбер в Дорожно-Санитарной службе Октябрьской железной дороги, начальник Санитарной инспекции Пермской железной дороги Александр Владимирович Крамарев привлек его также к организации санитарно-пропускных станций в Молотове.
Отступление от редактора: В годы Отечественной войны через Молотов проходили важные транспортные пути, ежегодно проезжало более 1 миллиона человек. В такой усложнившейся обстановке одним из важнейших направлений деятельности врачебно-санитарной службы НКПС была противоэпидемическая защита, предотвратившая распространение инфекционных заболеваний по железнодорожным перевозкам, не допустив тем самым возникновения эпидемий по стране в целом. «Для реализации противоэпидемических задач были созданы санитарно-контрольные пункты (СКП), располагались они по путям следования эвакуации населения. Персонал СКП занимался осмотром проходящих эшелонов и изоляцией выявленных инфекционных больных.» [2]
При содействии профессора Зильбера в 1942 году на железнодорожной станции Пермь-2 был организован санитарно-пропускной пункт, а в 1943 году «образована санитарно-эпидемиологическая станция (одновременно с другими на дороге), в ее структуре 2 санитарных участка (ст. Пермь-1 и ст. Пермь-2), СКП, дезотряд, санитарный пропускник и 3 вагона (подвижная баня и 2 дезкамеры)». [3]. Это направление работы Давида Александровича также не осталось незамеченным руководством.
3 ноября 1943: «Приказом по НКПС мне объявлена благодарность за работу на железных дорогах.»
(НИ)11 ноября 1943: «Вчера были на вечере в управлении дороги, где папе вынесли благодарность за хорошую работу.»
В целом и общем активная деятельность и заслуги профессора Д.А. Зильбера частично обобщены в статье «Санитарно-эпидемиологическая служба в Пермской области в годы ВОВ» [4]. Авторы пишут:
«Большую помощь оказывал Пермский Медицинский Университет, особенно кафедра общей и военной гигиены. В годы войны (1942-1944) ее создал и возглавлял профессор Давид Александрович Зильбер, эвакуированный из Ленинграда по причине дистрофии, но после болезни сумевший поднять медико-профилактическое дело на максимально высокий для своего времени уровень.»
Как видно из перечисленных работ Давида Александровича, он работал практически на износ. 25 мая 1944 года Нина Ивановна пишет
«Папе сейчас легче, уже три дня приходит домой в 7 вечера.» (Выделено Ред.)
Необходимо отметить, что весь этот гигантский объем работы Давид Александрович совмещал с решением постоянных бытовых проблем эвакуации. Как указывалось выше, у него практически на иждивении находились мать и «тетя Люся» (Лея, сестра Анны). Они, естественно, в силу возраста плохо переносили лишения.
(НИ)23 августа 1943: «Бабушка очень ослабла, у нее все чаще склеротические припадки.»
(НИ)12 января 1944: «Бабушка наша очень слаба.»
Периодически были успехи.
7 июня 1943: «Сейчас у нас нововведение: я буду получать не только обед, но и завтрак.»
14 июля 1943: «Мне на заводе в качестве премии выдали 40 г сахарина!»
20 июля: «С 1 июля всем докторам наук, профессорам назначено давать сухой паек в размере 1 кг сахара, 2.2 кг мяса, 1 кг масла, 2 кг кондитерских изделий и 10 кг картошки.»
28 апреля 1944: «Наконец отоварили все карточки начиная с января, до этого с продуктами было плохо.»
А иногда и неудачи.
(НИ)16 сентября 1943: «Мы сидим без копейки, кругом в долгу т.к. зарплаты не платят уже два месяца. Я кругом всем должна больше 2ух тысяч, а когда вылезу не знаю, так как вещи не продаются.»
12 января 1944: «С питанием плохо. Карточки плохо отовариваются наши, а иждивенческие вообще не отовариваются.»
(НИ)26 февраля 1944: «С питанием очень и очень плохо. Как будет дальше не знаю, но пока туго.»
Чтобы выжить, семья Зильбер, как и многие тысячи эвакуированных в Молотов, по возможности пыталась вести «подсобное хозяйство». Институт выделил им участки, где профессор сажал картошку. Но не всегда это помогало.
22 августа 1943: С картошкой дела неважные, мелкая и корявая. Вряд ли сумеем себя обеспечить ведь нас пять человек - Каверины уедут и «бабки» на нас.
(НИ)23 августа 1943: «Вчера были в Муллах, там картошка плохая и на Плоском дрянная. Надеялись кг на 50 (с сотки, прим. Ред.), а получится максимум 35.»
(НИ)16 сентября 1943: «Картошки накопали с 5 соток всего 15-16 пудов, а это на наше семейство капля в море.»
21 мая 1944: «Сумбаев мне много помогает – дал 50 кг картошки на семена, ездили с ним за город договаривались насчет огородов. Пока с Ленинградом непонятно надо на всякий случай думать, как себя обеспечить.»
25 мая 1944: «Завтра идем садить картошку, нам дали еще 1 сотку, так что теперь 3 сотки на Плоском.»
27 января 1944 года была полностью снята блокада Ленинграда и Давид Александрович стал думать о возвращении в город к научной и преподавательской работе. По стечению обстоятельств ему предложили ехать в Москву на конференцию.
21 ноября 1943: «А.В. Крамарев уговаривает меня поехать на конференцию гигиенических лабораторий в Москву. «Представляете от нас приедет профессор Зильбер!!»»
Будучи на этой конференции (январь 1944 года) Д.А. Зильберу удалось начать действия по возвращению в Ленинград. Прежде всего он обсудил этот вопрос с заместителем наркома здравоохранения Н.А. Виноградовым и получил принципиальное согласие «… не буду возражать». В эту же поездку Д.А. Зильбер встретился с З.З. Борисовой (была в тот период директором Института Профзаболеваний) и профессорами Я.З. Матусевичем и И.Г. Фридляндом (оба из руководства 2го Медицинского института). Все они выразили пожелания, чтобы Давид Александрович как можно скорее вернулся в город. Сложность была в том, что во 2ом ЛМИ не было санфакультета, а, следовательно, и кафедры гигиены труда. После переговоров с Фридляндом и Борисовой профессор Зильбер принял решение подать заявление на должность заведующего гигиеническим сектором Института профзаболеваний (официально он не был уволен, но возвращение в Ленинград строго контролировалось – лимит, пропуска и т.д.). А институт устроит ему вызов через Ленсовет. Поскольку из Перми он не мог уехать без разрешения Наркомздрава, З.З. Борисова сказала, что заручится поддержкой горкома партии, чтобы они послали ходатайство.
(НИ)1 марта: «Вызов папе послан от института профзаболеваний. Пропуска начнут давать после 15 марта.»
12 марта: «Я внесен в лимит для въезжающих (1,5 млн).»
8 апреля: «5го апреля в Институт Профзаболеваний отправлена молния за подписью П.П. Сумбаева о согласии на отъезд Д.А. Зильбер. (Каким-то образом эта телеграмма потерялась и только в начале июня это выяснилось и хлопоты начались снова. П.П. Сумбаев отправил еще письмо о том, что и Институт, и Молотовский Обком не возражают против отъезда Давида Александровича. Прим. Ред.) Кроме того отправлены документы в Москву для утверждения Виноградовым, который обещал отпустить после окончания учебного года (12 июня).»
(НИ)25 мая: «Гаврилов сказал, что Виноградов отпускает папу в конце июля.»
Наконец все формальности были соблюдены и 19 июня Давида Александровича поздравляли с получением вызова в Ленинград.
Оставалась проблема с «бабушками». По счастью в начале 1944 года был реабилитирован и освободился из заключения брат Давида Александровича – Лев Александрович Зильбер и эта проблема разрешилась.
28 апреля 1944: «Дядя Лева предложил отправить бабушек в Москву.»
25 мая: «Дядя Лева начинает хлопоты по перевозу бабушек, а Сумбаев обещал дать возможность их отвезти.»
(НИ)3 августа 1944: «Собираемся выехать 10 числа. Бабушек отправили 31го и они уже добрались.»
Но не все было просто. Во-первых, для Молотовского института было весьма болезненно терять такого специалиста, и, хотя П.П. Сумбаев и Обком ВКП(б) скрепя сердце, согласились отпустить Давида Александровича, неожиданно возникло препятствие в виде чиновника Управления ВУЗами Народного Комиссариата Здравоохранения. На основании ошибочных данных, что Д.А. Зильбер был утвержден в звании профессора в Молотовском Институте, а не в Ленинграде, он отказался подтвердить освобождение Давида Александровича от занимаемой должности и предоставить институту равноценную замену. Пришлось пойти на хитрость. В августе 1944 года Д.А. Зильбер подает заявление на отпуск (в котором он не был с 1941 года) и отправляется в Ленинград, где подает документы на Врачебно-Трудовую экспертизу. По результатам экспертизы ему назначается инвалидность 2ой группы и он подает заявление на освобождение от должности «по состоянию здоровья». Конечно, Сумбаев догадывался об истинных причинах заявления (а может быть и знал) и некоторое время между ними были весьма холодные отношения. Но приказ №308 от 9 ноября 1944 года об увольнении профессора был подписан.
В сентябре семья Зильбер-Кутузовых прибыла в Ленинград. По счастью их дом не был разрушен и две комнаты на улице Некрасова 60 оставались за ними по броне на основании постановления Ленсовета от 3 марта 1942 года №63-46. Но испытания семьи не кончились. Сначала по приезде в Ленинград был госпитализирован Давид Александрович – месяцы работы на пределе человеческих возможностей дали себя знать. 23 октября ему дали инвалидность 1ой группы. Потом заболела сыпным тифом Нина Ивановна и провела в больнице 90 дней. Ее выписали только в начале декабря.
24 января 1945: «Третьего дня произошло великое событие: мамочка впервые вышла на улицу.»
Только весной 1945 года их здоровье немного нормализовалось.
(НИ)25 апреля: «Папе сделали рентген, язва зарубцевалась. Это большой сдвиг. У меня диагностировали дистрофию сердечной мышцы – последствия блокады и тифа.»
Квартира, вернее комнаты Зильбер-Кутузовых в коммунальной квартире, хоть и удивительно мало пострадали, но по-прежнему не отапливались, а ведь шел декабрь. И это продолжалось всю зиму 1945 года.
(НИ)13 декабря 1944: «Установили печку, которая нас спасала в блокаду.»
(НИ)11 апреля 1945: «Погода преотвратительная, ветер, дождь и снег. Наша буржуйка совершенно не переносит этого и дымит безобразно, но температура в комнате 12-13 градусов. Каждый день обещают включить отопление, но пока нет.»
И даже в таких условиях, несмотря на инвалидность, Давид Александрович не считал возможным не работать и не отказывал никому. Он пытается оказать максимальную помощь в восстановлении Ленинградского высшего образования, медицины и науки.
13 декабря 1944: «У меня две службы – дорога (Ж\Д) и сан институт.»
10 февраля 1945: Меня вновь просят начать работать в Институте Профзаболеваний и в глазном. С 15 февраля я буду – 1. Зав отделением личной гигиены Санитарного института (2й Медицинский), 2. Зав лабораторией освещения Института профзаболеваний, 3. Зав лабораторией лучистой энергии глазного института, 4. Консультант Врачебно-Санитарной службы Октябрьской Железной дороги.»
Но, конечно, профессору хотелось вернуться к своему любимому делу - педагогической и научной деятельности на полной основе. Первое время в этом направлении была надежда, что его возьмут обратно во 2ой Медицинский институт.
24 января 1945: «Матусевич (Заместитель директора 2ого ЛМИ. Прим. Ред.) сказал, что с осени во 2м Мединституте будет санфак и он думает пригласить меня на должность декана.»
22 апреля: «Насчет 2го ЛМИ пока ничего не известно. Матусевич в Москве, должен привезти новости.»
8 мая: «Матусевич сказал, что официально приказано во 2ом ЛМИ с осени открыть санфак, причем за мною закрепляется место декана и работа на кафедре гигиены труда.»
Однако вскоре в институте произошли большие изменения, многолетние соратники Давида Александровича - профессора Б.Б. Койранский, Я.З. Матусевич, И.Г. Фридлянд и другие, были вынуждены уйти в другие организации.
14 июня: «Похоже, что я не попаду во 2ой Медицинский. Сейчас там большие перемены. Матусевич вскоре оттуда уходит. А этим определяются и мои перспективы.»
Все эти дела отошли на второй план 9 мая 1945 года, когда семья Зильбер-Кутузовых, как и все советские люди дождались дня, о котором мечтали с 22 июня 1941. Вот как они его описывают:
(НИ)«Вечером у нас в гостях был Евгений Аркадьевич. Радио работало плохо и они с папой стояли у репродуктора ожидая сообщения. Стояли до 12:30. Еще днем 8 мая на улицах толпы людей стояли у репродукторов, но до 2х часов ночи ничего не было. В 2:10 радио заговорило. А мы очень устали, легли спать и все проспали. Соседка ждала до 7 часов утра, но потом не выдержала и разбудила нас. Мы пошли на работу, был митинг, настроение у всех было повышенное, но было много и слез, так как многие родные и близкие уже не вернутся.»
На этом заканчивается военный период деятельности профессора Давида Александровича Зильбера. В 1946 году он подал заявление на должность заведующего кафедрой гигиены Ленинградского Химико-Фармацевтического института и был избран по конкурсу. В этом институте он проработал 21 год, до своей кончины, продолжая работу ученого и педагога, много сделавшего для улучшения здоровья людей. Но это уже другая история.
За свою работу во время Великой Отечественной Войны Давид Александрович Зильбер был награжден медалью «За оборону Ленинграда» и медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной Войне 1941 – 1945 годов».
P.S. от Редактора: Забавный факт: в начале 1945 года в Молотовском Медицинском институте появился слух о смерти профессора Д.А. Зильбер. На одном из заседаний почтили его память вставанием, а в стенной печати появился некролог. Какое счастье, что это было не так…..
Редактор – А.Ю. Смирнов
От Редактора: Основной материал для этой публикации был сохранен и подготовлен Юрием Давидовичем Зильбером, который, по-видимому, в силу своей скромности не стал включать описание своей нелегкой судьбы тех лет. К сожалению, он не смог закончить и скомпоновать всю собранную информацию. Нам удалось добавить кое-какие документы, не вошедшие в первоначальный вариант и, соответственно, дополнить историю.
Редактор выражает свою благодарность за полезные обсуждения и поправки директору музея романа «Два Капитана» Надежде Леонидовне Ивановой.
Многие архивные документы предоставил сотрудник Санкт-Петербургского Государственного Химико-Фармацевтического Университета Михаил Владимирович Жариков.
Неоценимую помощь в поиске архивных материалов оказала профессор Пермского Государственного Медицинского Университета имени академика Вагнера Лариса Викторовна Кириченко.
Библиография
- Вересова Т. В., «В начале жизни школу помню я», 2003 г, стр. 205
- Карпова О.А., Сибирский журнал клинической и экспериментальной медицины, 2016, Том 31, №3
- История санитарно-эпидемиологической службы: Пермский филиал по железнодорожному транспорту ФБУЗ «Центр гигиены и эпидемиологии в Пермском крае», https://urpngt.rospotrebnadzor.ru/about/istorija.html,
- Хорошавин В.А., Акимова Л.Н., Шутова О.В., Анализы риска здоровью, 2015, №2, стр. 89–94
ОБ АВТОРЕ
Юрий Давидович Зильбер – доктор медицинских наук, профессор. Окончил Военно-Морскую Медицинскую Академию в 1948 году. Подполковник медицинской службы, служил на Северном Флоте. После демобилизации работал в различных медицинских научных, лечебных и образовательных учреждениях Ленинграда/Санкт-Петербурга. Ветеран Великой Отечественной Войны. Награжден Орденом Красной Звезды и Медалью «За отвагу». Имеет другие правительственные награды.